Чуткие руки,
Бывало, взлетят,
Вскинутся с легкостью птичьей,—
Мнится, два кречета рядом парят
Над присмиревшей добычей.

Миг —
И на клавиши,
Точно на луг,
Мчится за кречетом кречет...
Миг —
И стремительно пойманный звук
Плачет в тоске
И трепещет...

Так ему жить
И терзаться в веках.
Это в мучениях плена
Сетует горько
В его же руках
Скорбное сердце Шопена.

Как эта, с бедными плечами,
по-польски личиком бела,
разведала мои печали
и на себя их приняла?

Кто не склонял колени - и колена! -
Пред той, кто выглядит как идеал,
Чей непостижный облик трепетал
В сетях его приманчивого плена?

«Нам бы только до взморья добраться,
Дорогая моя!» — «Молчи ...»
И по лестнице стали спускаться,
Задыхаясь, искали ключи.

А черное небо светало,
Нас окликнул кто-то с моста,
Я руками обеими сжала
На груди цепочку креста.

Давай взорвем все мосты, какие тут есть, и выберемся отсюда. Мне здесь надоело. Слишком много народу. Это к добру не приведет.

И в час, когда совсем тиха листва, -
Простое счастье дней полузабытых! -
Знать выраженье глаз твоих закрытых,
Несказанные угадать слова.

И поражала сердце тишина -
Ничем не нарушима, так плотна,
Что дым от самокрутки, отлетая,
Не разбегался, а висел, не тая.
И можно пальцем трогать этот дым
И даже рисовать им, голубым,
Причудливые буквы заплетая.

Гора и пропасть. И звезды
В четыре ряда.
И надпись: "Лучше приехать поздно,
Чем никогда".

Мне все равно, куда меня положат, -
Могилы не для мертвых. Для живых.

Помнишь, никогда мы не хотели
Умирать в беспомощной постели.
Лучше, солью заливая глотки,
Сгинуть в море на подводной лодке.
...К черту! Что за бред? Я жить хочу!

И волосы темны, и тонки запястья,
И губ запрокинутых зной...
Ты тонкая ниточка радиосвязи
С моей ненаглядной землей.

I too have bubbled up, floated the measureless float, and been wash'd on your shores;
I too am but a trail of drift and debris,
I too leave little wrecks upon you

ожидаешь чуда, а потом все сводится к буханке хлеба.